В ближнем Подмосковье, в Голицыно, располагалось Высшее
Военно-политическое училище Пограничных войск. Думаю, что и сейчас оно
там и никуда не делось, название только поменялось. Но в те далекие
времена, когда ваш покорный слуга щеголял в зеленой фуражке, оно
называлось именно так. Позже нашивали мы и другие фуражки, да не в этом
дело.
Именно там, в стенах пограничного училища, в перерыве занятий по
командирской подготовке и были поведаны завсегдатаям курилки изложенные
ниже события. Рассказал их от первого лица капитан, фамилия которого,
как я уже говорил, в моей голове не задержалась, да и сам капитан
(назовем его Ивановым) у нас не задержался. Так как Голицынское училище
было временным аэродром для капитана Иванова на пути в Главное
управление Пограничных войск. Да и то дело. Из Москвы в Голицыно на
электричке не наездишься, как никак целый час в электричке трястись.
Прочитают эту фразу погранцы, бывшие и настоящие, и вскипит в их душах
праведный гнев. - Мы в Закавказье, Средней Азии, Кандалакше, да мало ли
еще где ноги до колен стачиваем, а этому хмырю час в электричке, видите
ли, прокатиться тяжело? Тем более что идет электричка не куда-нибудь, а
в столицу нашей Родины. Вот, мы... Нам только дай... Мы и два, если
надо...- Ваша правда, господа-товарищи. В те годы перебраться в
Подмосковье, не говоря уже о Москве, без мохнатой лапы было невозможно.
У капитана Иванова лапа такая, судя по всему, была, но и она не смогла
выдернуть капитана с далекой туркестанской заставы прямо в теплый
кабинет напротив Детского мира. Пришлось ему на пути к этому кабинету
сделать пару остановок. Одна, как я уже говорил, пришлась на
пограничное училище, а предыдущая была в дивизионе пограничных катеров
на Черном море, где-то под Ялтой или Геленджиком (что само по себе
неплохо). Попал туда капитан Иванов, чтобы пересидеть месяца два-три на
должности помполита, пока идут бумаги из Москвы. Понятно, что на новом
месте Иванову особо напрягаться смысла не было, но и на службу особо не
забьешь. Мало ли чего. Сослуживцы Иванова знали, что человек он
временный, проблемами своими его не грузили и к разным ситуациям, в
которые он попадал, будучи человеком новым, относились с понятием. А
вот личный состав вверенного Иванову подразделения в таких тонкостях не
разбирался и снисхождения к нему не испытывал. Это только человеку
непосвященному кажется, что когда употребляют словосочетание «морской
пограничник», то речь идет о пограничнике в морской форме. Сами они
себя считают, в первую очередь, моряками со всеми вытекающими отсюда
последствиями. И вот представьте их праведный гнев и возмущение, когда
командовать ими назначают «сухопутную крысу», «сапога», который море
первый раз в жизни увидел. Поначалу они саркастически хмыкали у Иванова
за спиной и в разговорах один на один исправляли его «кухни» на
«камбузы», «туалеты» на «гальюны». Но Иванов на их потуги реагировал
слабо, резонно полагая, что два месяца пролетят быстро, и забивать
голову всякой лабудой смысла нет. Бойцы с этим смириться не могли,
начали хмыкать Иванову прямо в лицо, и поправлять его, не взирая на
находящихся рядом младших и старших офицеров, опуская и без того
невысокий авторитет Иванова до уровня земли. Недооценили они старую
закалку советского офицера, которого такими штуками не проймешь.
Капитан Иванов решил их бить их же оружием. И вот вам картина:
Иванов приближается к трапу вверенного ему судна, пришвартованного у
мола. На судне рабочая обстановка: на банке валяется чей-то тельник,
следы недавней уборки, но команда службу бдит. При приближении Иванова
из рубки выскакивают бойцы и один из них, старший по званию, приложив
руку к бескозырке, осуществляет доклад. После непродолжительной паузы,
Иванов выдает дословно следующее:
- Значит так, бойцы. Почему на лестнице лужи? Чья это тут майка на
скамейке валяется? И, вообще, хватит прохлаждаться. Навести порядок в
комнатах, окошки закрыть, потом веревки отвязывайте и поплыли.
Немая сцена. Немая только потому, что все слова у бойцов просто застряли в горле.
